Мир японской анимации. Аниме и манга в Украине. Сообщество форумов  

Вернуться   Мир японской анимации. Аниме и манга в Украине. Сообщество форумов > Литературный форум > Творчество. Проза
Регистрация Справка Пользователи Календарь Все разделы прочитаны

Ответ
 
Опции темы
Старый 17.03.2004, 18:55   #1
Bionic
Прохожий

Участник форума
 
Регистрация: 05.05.2003
Откуда: Кременчуг, Полтавская обл.
Сообщения: 17
Поблагодарил(а): 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
Вы сказали Фуу: 0
Вам сказали Фуу 0 раз в 0 сообщениях
Post

заранее прошу всех простить за объем.

Пролог.

Так уж получается, что ни один сон не вечен. Когда-нибудь приходится выбираться на свет из забвения, открывая глаза и осматривая обстановку сквозь собственные ресницы. Иногда тебе везет – ты просыпаешься не сам, а с какой-то красоткой под рукой, целуешь ее в щечку и отправляешься досыпать домой, не попрощавшись. А чаще – не везет совсем, и, проснувшись, ты смотришь на собственный засиженный мухами потолок, стараясь вспомнить вчерашний вечер, и находишь только пустоту, которая остается с тобой до самого конца. То есть ровно до того момента, когда ты хлебнешь с друзьями пива, запивая его водкой, и проснешься только на следующее утро, разбитый, больной и счастливый оттого, что не помнишь ночного одиночества.

Первый день весны оказался постным и унылым, притворяясь шикарным праздником с плюсовой температурой без намека на облака, и оказавшись на поверку противным, немного снежным, жутко мокрым и каким-то не особенным, вылепленным из моих таблеток, запаянных в сказочную «блистерную» фольгу, из которой я из выковыривал одну за другой, отправляя в рот и запивая умопомрачительным количеством минеральной воды.

Хотелось назад, в сладкий, жуткий, страшный сон, из которого меня вырвало приближающееся утро. Потому что во снах я никогда не был предоставлен сам себе, и даже липкая атмосфера ужаса, порой царившая в вездесущих кошмарах, не могла заслонить своей туей того факта, что хоть там-то я был далеко не один.

Без особой надежды, предчувствуя приближающийся мокрый снег, я лежал, укутавшись в пуховое одеяло, и рассматривал собственные пальцы, покрытые воспалившимися шрамами, мелкими точечками незначительных ожогов и бугорками лопающихся от напряжения сосудов. Как гипертоник, такую погоду я ненавидел, как простой обыватель – обожал. И один шаг, разделяющий эти два понятия, мне приходилось делать так часто, что даже ноги ломило от редкостной усталости, скорее моральной, нежели физической.

Как всегда в такие моменты, в голову лезла всякая гадость, вроде свеженьких, недавних воспоминаний, собственных заблуждений и размышлений, за которыми не стояло ничего, кроме какой-то наивно-глупой уверенности непонятно в чем, умноженной на веру ни во что. Ноль на ноль, так сказать – мое жизненное кредо, не иначе.

А еще хотелось выпить. Не самому, Боже упаси, ведь не алкоголик же я, в конце-то концов, а с друзьями, как вчера, распив в оттаивающем теплом парке на лавочке при свете луны чекушку, принимая на мобильный сообщения от друзей, разговаривая о девушках вообще и о жизни в частности, весело и несерьезно выбирая пиво в магазине, и не думая о том, что придется возвращаться. Не веря, что через каких-то пару часов, шумно попрощавшись со ставшими такими неожиданно близкими друзьями, когда Димку хочется обнять в порыве симпатии, а умницу-красавицу Галю даже расцеловать, в щеки, по-дружески и не более, придется брести под ночным небом в прощальном одиночестве, оставляя за спиной росчерки угасающих вдали фонарей и шаркая ногами по последним зимним лужам.

Закрывая глаза, я уже знал, что увижу. Как любое хорошее кино, такие воспоминания, от которых, когда приходит новый радостный и несущий надежду день, просто хочется откреститься, возвращаются, предупреждая и словно бы жадно спрашивая, а готов ли ты? Наверное, да – думал я, погружаясь в полудрему. Быть может, я был не так уж и неправ.

- 1 -

Каждую секунду, да что там, каждую десятую, сотую долю секунды мы делаем выбор. Порой неосознанный, а чаще еще и очень предсказуемый. Каждый, просыпаясь утром, разрывается перед дилеммой – открывать глаза или остаться еще на несколько мгновений в сладкой зыбкой полудреме, не желая признать того факта, что никто, начиная от нежного ребенка и заканчивая рассыпающемся в немощной старости стариком, не властен над своим выбором. Судьба бросает кости, ребрами граней вспарывающие наши желания и поступки, а кровь, стоящая в глубоких, не один век вдавливаемых жерновах бурых пятен, брызгает на руки, не оставляя сомнений – вот и оно, твое сегодняшнее утро. И выбора у тебя нет.

Было холодно. Не так, чтобы очень – телефон в кармане, рассчитанный на минимальную температуру в минус пять градусов, чувствовал себя вполне нормально, я никак не мог сдержать рвущуюся из горла жизнерадостную «…take everything from the inside and throw me away…», навеянную неоднократным прослушиванием альбома группы «Linkin Park», мы пили пиво, а ночь медленно, с явной неохотой, вступала в свои права, зажигая на небе звезды. Впервые за последние два месяца мне было хорошо. Впереди, в каком-то часе или двух, маячила забавная перспектива нового знакомства, не грозящая перерасти в нечто большее, но заманчивая из-за новизны ощущения. Пиво шло довольно охотно, сдабриваемое сухариками и орешками. И даже наступавшее похолодание нисколько не пугало – трепетное ожидание, которое, иногда, важнее самой встречи, грело изнутри ласковым огоньком предвкушения.

Насидевшись под навесом, ощущая дразнящую тяжесть алкоголя в желудке, мы бродили по ночному (а может, даже вечернему) парку, втроем, разглядывая утопающие в вязком, дымном густом тумане силуэты, когда с трех шагов уже и не различишь, что перед тобой – лавочка, покосившаяся елка, или шатающийся по одному ему известной причине местный бомж, ударившийся в крестовый поход за пустыми бутылками. Деньги уплывали тонкой струйкой минут из кармана, но их было не жаль – бумага всегда мало значила для меня, пусть даже она и была разукрашена символами «величия» нашей родной страны, хоть это самое «величие» и заковано навеки в однообразные кандалы презрения.

Если подумать, мне было не то чтобы хорошо – просто приятно. Привычная и не надоевшая компания. Неплохая, в общем-то, погода. Приближающаяся встреча…

ГДК было интересно даже рассматривать. Искрящиеся зеленью окна, за которыми темными силуэтами бродили чьи-то тени, и раскрытые черным пятном двери придавали зданию гротескный вид готического демона, застывшего в ожидании новых жертв. И даже снующие туда-сюда люди, пришедшие посмотреть КВН, не внушали доверия – осунувшиеся заспанные невеселые лица вывали недоумение, усиленное раздражением оттого, что доблестная милиция не желала впускать в здание никого из тех, кто не озаботился приобретением билетов, и поэтому Аню приходилось ждать на ступеньках, чувствуя, как усиливающийся холод заползает под рубашку.

Шутки кончились. Они увяли на морозе, сменившись усталостью. Захотелось прийти домой, завалится в кресло, включить любимый «Moulin Rouge» или не менее засмотренный «The Big Hit», пожевать паштета, выпить завалявшийся в холодильнике пакет молока из большой красной чашки с начисто отбитой ручкой, а потом просто и без затей уснуть в своей постели, забывшись сном без сновидений, и постараться вычеркнуть меркнущее сегодня из памяти.

Апатия пришла нежданно. То есть ждал я совсем иного, упорно отворачиваясь от каждого намека на жаркий поцелуй, какими мои друзья непрестанно обменивались, хоть обнимаясь вдвоем на замерзшей лавочке, хоть стоя в центре выползающей из дверей здания людской змеи, и даже выпитое, должное, как водится, подстегнуть организм, сейчас только мешало, рождая неоправданную надежду.

Нужно было уйти. Даже хотелось бросить все, и ушагать, не домой, а куда глаза глядят, меряя следами ночное небо, плескающееся в тумане, но приходилось одергивать себя, шепча сакраментальное «еще чуть-чуть», и не веря этому шепоту.

Она не пришла. Как это часто бывает. Мимо проходили симпатичные девушки, до которых нам, по сути, не было никакого дела, а мы, уставившись сквозь слегка запотевшие стекла дверей, пытались выловить глазами зеленую курточку ожидаемой Анны. Ничего не получалось.

Дима, то ли из-за алкоголя, бурлящего в крови, то ли еще по какой причине выражал Гале свое недовольство, неудовлетворенно бурча и переминаясь с ноги на ногу, подтверждая свои доводы круто завернутой фразой, похожей на: «вот сидели бы мы у Тараса и смотрели «Джея и Молчаливого Боба»», а девушка все еще выискивала глазами свою подругу, с малозаметной тоской осматривая людской поток, иссякающий с каждой секундой.

Мне, как всегда, не повезло. Наверное, просто невозможно иметь все сразу.

- 2 -

Я снова просыпался. Выныривал, выбирался наружу, из забытья, впиваясь нестриженными ногтями в края уходящей реальности и борясь с телом, которое словно не желало расставаться с силками тупой боли, растущей из сердца. Наверное, потому, что с болью все просто – она или есть, или ее нет. Все остальное – переменчиво.

Глаза болели, не справляясь с давлением. Глядя на осунувшееся, с покрасневшими складками, надавленными швами на подушке, лицо, отмеченное печатью кроваво-красных, заплывших багровыми пятнами глаз, я только задумчиво причмокнул языком и побрел в ванную, чтобы умыться и пожевать после пробуждения зубную щетку. Время на часах застыло на отметке в 16.48, и секундная стрелка со скоростью улитки ползала под пластиком, не спеша ускоряться. Почему-то в квартире было дымно и накурено, хотя никто к сигаретам не притрагивался, да и не было их у меня дома, но это показалось таким вторичным, что тут же вылетело из головы, освободив место надоедливой пустоте.

Посуда в раковине мылась совсем неохотно, размокая от почти закончившегося чудодейственного «Фэйри», яблочного и совсем даже обыкновенного, не желающего нормально отмывать застоявшийся жир, вопреки рекламе, и из-за этого бедные тарелки приходилось буквально отдраивать, что наводило на очень даже обоснованные сомнения, а стоит ли вообще покупать моющее средство. Но, ласковый яблочный аромат приятно ткнулся в нос, и сомнения слегка даже рассеялись – хоть не отмывает, так пахнет приятно. На том и порешили. Я намазал тряпку хозяйственным мылом, щедро плеснул сверху остатки моющего, и по локти забрался в пузырящуюся пену, слушая шлепки воды, выплескивающейся из раковины на пол.

Потом потянулась рутина – пришли родители, пришлось закрыться от них и младшего брата в своей комнате, пришла, наконец, и ночь. За окном что-то ездило, ухало, ходило, болтало, курило, посылая в темноту угасающие огоньки окурков, и неистово лаяло, подвывая на луну и беззаботную жизнь. Спать не хотелось. Удивительное дело – стоило повернуть голову, обозревая вечный хаос развороченных и набитых чем попало ящиков, проводить глазами шкаф и посмотреть на смятую, но родную и даже чистую постель, и глаза начинали потихоньку слипаться, хотя и забывали обо всем, стоило переместить непокорный взгляд на что-нибудь иное. И знал же, что, укрывшись одеялом с головой, сжав пальцами самый краешек подушки и выключив свет, я не усну. Но, все-таки, разделся и нырнул в теплые объятия родной постели.

Отчего-то вспоминалось сущее непотребство, вставая перед глазами, протягивая из живой, радужной темноты свои длинные руки и цепляясь за глаза, грозя воспоминаниями, которые, словно черти из бутылки, выныривали на серый холст потолка, освещаемого редкими сполохами фар проезжавших по дороге машин. Вынырнул из омута памяти невзрачный силуэт первой любви, поведя роскошным бедром и выпятив иные достоинства, казалось бы даже провозгласивший, что, мол, вот она я, бери, и превратился в туман под неумелыми пальцами, пытающимися достать эдакое чудо, но не верящими в эти самые чудеса. Огненным росчерком полыхнул костер, разожженный друзьями поперек дороги, в счастливом детстве считающими кровь – шуткой, а подобное поведение – верхом оригинальности; нам даже не пришлось раскаиваться, так как машина свернула совсем недалеко от нас, с презрением глазами опытного водителя глядя на неуемную скорбь не отличившихся малышей. Губы холодным прикосновением резанул нож первого неосторожного поцелуя, доставшегося невзначай. И стучало сердце загнанным зверьком, остановившись на единственную секунду, ставшую роковой.

- 3 -

Проснулся я от скрипа собачьей цепи, задевающей заднее крыло дедовского автомобиля и сдиравшей остатки краски. Привычно потягиваясь и так же привычно ударившись ноющим, превратившимся в сплошной бурый синяк плечом об открывающееся исключительно вовнутрь окно на веранде, я встал с кровати и принялся отыскивать свои вещи, растирая глаза. Мои шмотки оказались аккуратненько сложены прямо на старенькую телевизионную приставку, у которой с трудом работало полтора джойстика, да и то только в хорошую погоду, что могло означать лишь одно – или одна из моих неугомонных сестер, или моя тетя приходили навещать мою скромную обитель. Бабушка бы никогда не притронулась к моим вещам, правильно считая их неприкосновенными. Самое обидное – даже обижаться ни на кого не хотелось. Вот я и не стал.

Собрался я быстро, да и много ли нужно пацану в 15 лет? Шорты, футболка, шлепанцы и пакетик конфет – джентльменский набор. А то, что при этом пришлось засунуть под кровать недописанную повесть, над которой приходилось корпеть ночами, сидя перед неудобной тумбочкой и согнувшись в три погибели, было всего лишь маленьким неудобством. К тому же, Лене написанное должно было понравиться.

Магическая фраза эта преследовала меня уже не один год. Все для Лены, все ради и во имя ее. Странно – уже годя три я не смотрел на нее, как на очередную подругу с соседнего двора, хотя и громкое и кажущееся таким неприличным слово «любовь» тоже применять не торопился. Это она, при малейшей возможности, ласково так говорила «я так люблю тебя», смеялась и отворачивалась, не имея ввиду ничего особенного, а мой желудок делал впечатляющее сальто, вызывая легкость, пронизывающую тело, и нехотя возвращался назад. Но, если что-то могло понравится Лене, это должно было быть сделано. Наверное, поэтому меня так часто бил ток и ее брат Юра, по совместительству – один из моих друзей. Впрочем, обоим этим явлениям я отвечал со стойкостью и спокойствием, попросту говоря игнорировал, и, в конце концов, все забывалось само собой.

Но сегодня был особенный вечер. Не такой, как вчера. Вчера, следуя правилам игры, я поцеловал Наташку, которая не очень-то нравилась большинству моих друзей и лишь через год ставшую очень симпатичной, а сейчас же – излишне худую и длинную. И наткнулся на насмешку той же Лены – «Вот придешь домой, весь в помаде – что бабушка скажет?». В принципе, мне было все равно, лишь бы помада была ее, но я промолчал, пряча глаза и радуясь, что на улице самая настоящая ночь и никто не видит моих пунцовых от смущения щек.

Я почистил зубы и умылся в ледяной воде из шланга для полива огорода, заляпавшись вязкой грязью и созерцая появляющиеся на ночном небе первые звезды, и вышел за калитку. Естественно, все были в сборе. Как всегда, меня не ждали. Пришлось присесть на корточки, подле занятой лавочки, а потом и вовсе опуститься на траву, следя за шумными и дорогими сердцу друзьями. С которыми, кажется, не разлучишься никогда и ни за что.

Игра началась сама собой, незаметно, и мы с Леной неожиданно оказались рядом, так близко, что чудилось, словно я могу услышать биение ее сердца. Поцелуй был легким, спокойным, нетребовательным, дружеским, похожий больше на случайное прикосновение. Совсем не таким, как тот, вчерашний – холодный и равнодушный. А резким, горячим, пьянящим…

- 4 -

Иногда хочется пережить какой-то момент заново, не отдавая себе отчета в невозможности повторения конкретной минуты, так как даже новое утро, по виду – полный близнец вчерашнего, а по содержанию – абсолютная его противоположность, ну ни капельки не похожи. Открыв глаза, я отдыхал от ночной тишины и усталости, строго следя за тем, как в сознание, спотыкаясь и зевая, втискиваются краски, рябя перед глазами. Голова болела, как с похмелья, которого я никогда не знал, и в тон ей тревожно билось сердце, сопровождая рождение дня ноющей болью. Это ничего, мы привычные.

Почему-то хотелось сказать: «как вчера». Отчего-то не было слов.

Набрав номер Димы и прождав положенное количество гудков, я изложил ему свое мнение о моем же сегодняшнем здоровье, что, мол, никак, ни за что, и вообще, звони мне под вечер, а я снова спать пойду, будь это утро неладно. Оно таким упорно оставалось.

Из еды на кухне оказались только позавчерашний хлеб, жесткое копченое мясо и молоко неизвестной свежести, но донельзя холодное. Продукты исчезли мигом, как будто я пух с голодухи, но сил не прибавилось, скорее сытая усталость тащила назад в койку с упорством назойливой любовницы, теряющей свои последние молодые дни под натиском старости, и желающей получить максимум удовольствия в кратчайшие сроки.

Квартира шаталась перед глазами. Прыгали солнечные зайчики светодиодов на многочисленной спящей технике. Изображение в зеркале подергивалось мутной рябью, показывая то мои колени, то макушку, и упорно отказываясь концентрироваться на остальном. Одна кровать незыблемым памятником стояла на старом месте, словно бы приглашая. Уже улегшись на границе между явью и сном, обидчивой мухой ткнулось в сознание имя «Аня», занозой застряло в мозгу и принялось с садистскими замашками ворочаться в мыслях, пытаясь пристать к какой-то из них.

Всплыла. Выскользнула из плотно сжатых пальцев рассудка, закралась под черепную коробку и стала шептать, топча надежды и смеясь январской стужей в лицо. Ведь не подумал раньше, открестился, выпятил грудь, как для орденов, и не захотел уделить имени секундочку внимания. Вот и расплачиваюсь.

Захотелось перезвонить другу, попросить, заверить, уговорить. Но в голосе было бы слишком много от мольбы, от тоски, упирающейся и не желающей выползать из вен, и я остался в кровати.

Она просто могла не хотеть встречи со мной, даже не зная меня, но уже составив впечатление по рассказам подруги. Что ж, если оно было бы радужным, я вполне мог Аню и разочаровать. Хотя, похоже, как раз положительным оно и не было.

- 5 -

Спать днем – отдельное искусство. Одно дело, когда ты совсем не сомкнул глаз ночью, и совсем другое, когда из благодатного, полного образов сна, ты заставляешь, втискиваешь себя в объятия вечности, еще на мгновение желая продлить сладкий мед забвения. Просыпаешься, чувствуя усталость. Снова проваливаешься в пропасть, выплевывающую тебя через пол часа. Опять погружаешься в сон. И выпрыгиваешь из под шорох шин подъезжающей машины.

За окном искрилось радугой красок утро. Праздник, как не крути – сегодня, впервые в этом году, мы шли на реку. Я, Лена, Юра и их тетя, имя которой я все время благополучно забывал. Собрались мы прямо с утречка, легко одетые, веселые и счастливые. Как же – в восемь лет любой поход на водоем кажется Событием, с большой буквы и восклицательной интонацией в голосе.

В голову, как к самому неправильному ребенку, лезли страшноватые россказни об утонувших в канале, ветвящейся змеей раскинувшегося от речки, но остальных это ну нисколечко не волновало, поэтому, весело напевая что-то несуразное, я заткнул все безрадостные мысли куда подальше и плелся вместе со всеми, изнывая от июльской жары.

Лето выдалось превосходным, что не преминула подчеркнуть сестра моей подруги, сразу же приобретя уважение в моих наивных глазах. Это она верно подметила, в самую точку попала, так сказать.

Народу была уйма. Взрослые, дети, мы. Почему-то это «мы» получилось самым искренним. Вон там пусть все и забавляются, а МЫ тут расстелим одеяло, достанем бутерброды с мясом и огурцами, выпьем компотику, а потом, на сытый и довольный желудок полезем в теплую, как студеное молоко, воду.

В воде было здорово. И хотя плавать я не очень-то и умел, это не сильно омрачало все это великолепие. Брызги, толкотня, смех. Мы влились в общий неугомонный поток, и даже стальной трос натянутый над горловиной канала, в которой каждое лето, нет-нет, да и тонули незадачливые пловцы, вызывал веселящее чувство – а вот мы его пальчиком, ладошкой…

Как я оказался на матрасе рядом с Ленкой, я даже не понял. Только глянул на нее мельком, краешком глаза, отмечая и закрытый, взрослый купальник, и счастливую белозубую улыбку на лице, предназначенную не мне, а потом, весело перебирая ногами, принялся рассматривать водную гладь, простиравшуюся дальше, в середине речки, до которой иногда, редко, долетали отголоски людского купания.

Черная мохнатая собачка прыгнула в воду с импровизированного трамплинчика (особенно мне нравилось непонятное, только вчера заученное слово «импровизированный»), смешно перебирая лапками и захлебываясь лаем, плывущая к своему хозяину.

Через секунду захлебывался уже я. Зеленая пелена мутной, грязной, растревоженной сотней тел воды встала перед глазами волнующим занавесом. В рот набилась какие-то остатки водорослей, мешая дышать, а над головой навис разноцветный матрасик, с которого я упал. И самым страшным было то, что матрасик этот уплывал, растворялся в зеленой синеве воды. Или это я тонул?

- 6 -

Есть у нашего человека такая садистская привычка – будить грубо. Не ласково поглаживать плечо, стараясь забрать сознание из объятий Морфея, а резко включить свет, гаркнуть «просыпайся» на ухо, и даже сдернуть со свернувшегося в утробной позе тела одеяло, нимало не заботясь о том, что человеку, может быть, такой способ пробуждения неприятен.

Меня разбудила музыка и дико *****ский Скуби Ду, орущий жизнеутверждающий бред, патокой льющийся из экрана телевизора. Это у нас такое умное телевидение для подрастающего поколения. Вместо пионеров с горящим сердцем, всегда и везде готовых, у нас теперь принято готовить орды пожирателей попкорна, еще не отличающих на слух Рыльского от Пушкина, но вполне разбирающихся в видовой популяции и особенностях брачного периода Покемонов.

Интеллектуальным трудом, связанным с просиживанием штанов у телевизора, занимался мой младший брат. Я же развлекался куда более продвинуто – посылал SMS’ки друзьям, ведя переписку на тему «а захочет ли пойти на знакомство со мной многоуважаемая Анна», не отдавая себе отчета в том, что такие сомнения скорее свойственны прекрасному полу, и отнюдь не способствуют укреплению моего мужественного образа. По большому счету, на это мне было плевать. А вот мнение девушки волновало до почечных колик.

Судя по пришедшему ответу, поставившему мир с ног на голову, она была не против. Радость переполнила сердце, грозя выплеснуться через рот на ковер, оставляя во рту солоноватый привкус крови. Оказалось – я даже прикусил порезанную недавно бритвой губу от напряжения, в ожидании ответа, и теперь по подбородку стекали багровые блестящие капли. Мне было все равно.

Работалось хорошо и с некоторым даже удовольствием, неуместным в однообразии этого времяпрепровождения, страницы любимой с недавних пор книжки «глотались» одна за другой, а в сердце пела весна, уже настоящая, теплая и наполненная сонмом сладостных ароматов, и, следовательно, радостная и желанная. Как знакомство с Аней.

- 7 -

Открывая глаза среди ночи, когда практически не ощущаешь уставшее тело, более того, рассматриваешь его со стороны какого-то стороннего наблюдателя, я даже не знал, где нахожусь. Вроде бы – все знакомо до мелочей. Тумбочка, грубое изголовье кровати, слегка кривой от влажности и стояния под батареей стол – то, что можно было разглядеть в свете уличного фонаря, заглядывающего в комнату несмотря на занавески, казалось правильным и знакомым. Вроде бы – все было чужим. Это сопение в одной комнате со мной, какое-то копошение в соседней же тумбочке, шорох чьих-то лап в недрах стола.

Включая свет, я сидел на кровати, уставившись на нашего местного кота, с задумчивым видом обходящего комнату и сверлящего меня неприветливым взглядом своих серо-зеленых глаз. Мы не любили друг друга. Я его за противную привычку царапаться в самые неожиданные моменты, он меня – за то, что я постоянно пытался его погладить. Как выяснилось, таких телячьих нежностей кот не любил, ну и не надо. Мы не гордые.

Отпихнув надоедливую зверушку тапочкой, я, как был, в трусах и майке, вышел во двор, попутно споткнувшись о оставленные кем-то в коридоре калоши и изрядно вымазавшись о налипшую на них мокрую землю.

Через небо, усыпанное мириадами звезд, величаво протекал Млечный Путь. Почему-то именно тут, в поселке, это чудо было видно во всей красе и казалось таким близким, что, подпрыгнув, можно будет зачерпнуть горсть светящихся точек в ладонь. Прыгать я боялся. А вдруг упаду?

Я посмотрел на видневшийся сквозь щели в заборе соседний двор, на дом, где коротала лето моя пассия, и заметил в ее окне свет. Силуэт, мелькавший за занавесками, тоже принадлежал Леночке, и от сознания того факта, что этой чудесной ночью я не один не сплю, а девушка, мыслями о которой я брежу вот уже который год, коротает ночь при свете лампы, совсем рядом и так недостижимо далеко одновременно, мне становилось тепло на душе. Хоть и гуляла она с одним из моих друзей, целуясь с ним на кирпичах, мертвой грудой сваленных у моей калитки – ведь это совсем не важно для моей любви. Главное, чтобы она была счастлива. А я? А тут уже как повезет.

Вот я и отворачивался, потому что не везло никак. А после недавней попойки, когда, напившись в хлам дешевым вином из литровых бумажных коробок, я уверял своего осчастливленного товарища, что Лена – самая лучшая девушка, которую он может себе представить, а он все пересказывал позы, в которых он осчастливливал свою предыдущую фаворитку, на меня накатила какая-то волна равнодушия, которая свелась к банальному «будь, что будет». Тем более, что лето заканчивалось, и расстаться с привычным кругом друзей и подруг, включающим и очаровавшую меня девушку, придется почти на целый год.

Знай я тогда, что нам не суждено было больше встретиться…

- 8 -

Просыпаясь с уверенностью в том, что сегодняшний день обязательно будет похож на вчерашний, пускай и не сильно, но в ключевых моментах – точно, даже не хочется вставать, куда-то идти и что-то делать. Вновь рассматриваешь погасший монитор, давно требующую чистки клавиатуру и брошенную вчерашней ночью мышку, почти сползшую со своего коврика. Одеваешься с явной неохотой. На негнущихся ногах плетешься в ванную, где в течении получаса приводишь себя в относительно приличный вид. Царапаешь пальцами кожу на ладони в немом исступлении. И садишься в привычное кресло, щелкая переключателем на сетевом фильтре.

Растревоженным ульем шуршит вентилятор в блоке питания, и ползут по проводам муравьишки-электроны, которых я не вижу, зато точно знаю, что они есть. Как суслик из небезызвестного фильма.

За спиной гордо машет флагом презрения контролируемое безумие, в обыденной повседневной маске, за которой скрывается мое собственное лицо. Оно смеется, радуется моему пробуждению, не грозясь, но сожалея по поводу того, что обычные воспоминания уже давно заняли место привычных снов, в которых мое черное, второе «Я» могло развернуться на полную катушку, во всю мощь луженой глотки выкрикивая проклятия и оскорбления. Я привычный, мне не впервой. Вот по первому разу это действительно кажется страшным.

Когда рычишь зверем, сидя в собственной ванной и слыша, как по спине барабанят горячие капли маслянистой воды из душа, сложно остаться человеком. Это уже потом, выйдя в коридор, укутавшись в полотенце и оставляя на покрытом линолеумом полу мокрые следы, ты можешь казаться нормальным – улыбаясь, и пряча оскал за шрамом рта – но ты все еще помнишь огонь, рвущийся из тела, но смиряемый струей обжигающей воды.

Иногда бывает – хочется удавиться. А, скорее, удавить кого-нибудь, ощутить под когтями чью-то свежую плоть, вонзить зубы в теплую кожу, слизывая языком пьянящие капли крови и пота. Бывает куда чаще, чем хотелось бы. И безумие понимающе смеется из-за спины.

- 9 -

Ворочаясь в постели, не находя себе места ни среди снов, ни в утверждающейся в гудящей внутри черепной коробки реальности, я медленно, неохотно открыл глаза, уставившись в окно, за которым нежно-голубое полотно безоблачного неба спокойно накрыло наш поселок, и, потягиваясь, позволил себе встать. Даже немного размялся, почесал живот через помятую футболку, достал из черной сумки баночку слабоалкогольной лимонной гадости, сделал глоток, и, с чувством выполненного долга, выполз на улицу.

Удивительная вещь – в четырнадцать лет ты еще не привык к непридуманным обидам, и каждая из них, вонзаясь иглой под глазное яблоко, кажется, по меньшей мере, концом света. Неосторожное слово, не тебе предназначенное, но тебя характеризующее с не самой приятной стороны, срывается со сладких губ твоей закадычной подруги (подумать только, когда-то мы вкладывали в это слово нейтральный смысл) – и все, враги навеки, то есть часа на два. Но я никогда не умел безболезненно прощать.

Они звали меня, стесняясь подойти, а я сидел на давно уже поваленном и успевшем зарасти мхом бетонном столбе, вертел в пальцах сорванную травинку, косился на недавних друзей краешком глаза, смаковал фразу «сено к лошади не ходит», и обижался. Со всеми атрибутами – надутыми губами, презрением в глазах и сомнением в сердце. А, плевать…

Она подошла ко мне абсолютно незаметно. Со скуки я уже успел сорвать налитую сочной багровой сладостью вишню, и теперь куском гвоздя ковырялся в ней, пытаясь безболезненно отделить кожицу от похожей на увитое сетью сосудов мясо мякоть. Поэтому и глаза я отрывал неохотно, сначала рассматривая ее белые, с красными полосками, мокасины; потом – загорелые обнаженные щиколотки, нежные коленки, красивые бедра… Пришлось перескакивать взглядом с бедер прямо на лицо, поскольку никто из моих шестнадцатилетних подружек не имел столь волнующих и роскошных ног. Лицо оказалось тоже довольно симпатичным, с легкими веснушками, губками бантиком и скромным, органичным и безупречно милым носиком. Она улыбалась, протягивая мне тонкую руку, с накрашенными ногтями и недорогим серебряным браслетом на левой руке, и представилась:

- Оксана, - мягким бархатным голосом, от которого у меня внутри что-то словно перевернулось.

И мне сразу расхотелось обижаться.

- 10 -

Под немелодичный рев моего телефона я открывал глаза, чувствуя, как отпускает напряжение прошедших и растворившихся в какой-то мутной пелене однообразных дней. Сердце безрадостно и гулко стучало, переваривая услышанное перед сном. Аня заболела – чем не повод для печали. Вот я и печалился, предаваясь сну.

А приходилось вставать, слушать сбивчивый Галин речитатив, быстро принимать душ, бриться, и, напялив на себя одежду, выбегать из дому, вслушиваясь в гудящее внутри «не успею». Успел.

Они переходили дорогу втроем. Дима, Галя и Аня. Мой друг, его девушка, и человек, предвкушение встречи с которым было, возможно, даже важнее самой встречи. Совсем не такая, какой представлялась. Не похожая на остальных Галиных подруг, знакомых мне. И абсолютно не соответствующая описаниям Дмитрия. Просто – очень красивая девушка. Такая знакомая и незнакомая одновременно. В чем-то – моя судьба. И где-то – мое проклятие. Это я знал абсолютно точно.

Сложно говорить с человеком, который то ли смущается твоего присутствия, то ли отличается природной скромностью. Невозможно говорить о чем-то девушке, которая понравилась просто так, особенно опасаясь непредвиденной реакции. И вспыхивающее в глубине зрачков предупреждение, что мы, дескать, и не должны были встречаться, да и текущее знакомство состоялось лишь из-за активной помощи моих товарищей, не добавляло смелости. Секунды замирали, скатываясь по льду, сковавшему сознание, и, ощущая себя последним тормозом, я говорил со всеми, не говоря ни с кем.

В непредвиденных судьбой знакомствах есть своя, определенная магия. Минуту назад ты смирился с тем, что тебе ничего не светит. Через минуту ты уже будешь переживать боль расставания. А между этими двумя минутами нет ничего – пустота, расчерченная на синие квадратики, как школьная тетрадь, в которые можно вписать все, что угодно.

Неловкое молчание. Редкие взгляды в ее сторону. Ласковая молния ее улыбки. Нежный поток ее слов. Умопомрачительная красота жестов…

Может быть, не стоило ждать прихода наступающей на горло минуты?

- 11 -

Спать в машине я никогда не любил. Сидишь, подпрыгивая на сиденье и обнимая рукой неудобные ящики с огурцами, норовящие впиться пластмассовыми краями в так и не отошедшее от недавнего падения тело. И, засыпая, роняешь голову на собственное плечо, ударяясь зубами и тут же просыпаясь. Встряхиваясь, как чертик из табакерки. Не сон, а сплошное недоразумение. И спать не хотелось. Хотелось подохнуть, как бешенная собака. Кто же знал, что у меня еще будет такой шанс?

Как в меня умудрилась влюбиться 22-х летняя Оксана, я понимал. В отличие от моей компании, провожающей потерявшуюся в чувствах к четырнадцатилетнему пацану взрослую женщину, у которой уже пару лет как были и муж, и ребенок. Друзей, смотрящих на меня с укором. Я мог бы оправдаться, сказать, что, мол, это вот и есть моя месть, жестокая, бессмысленная, глупая. С плевком в лицо, которым всего через пару лет начнут с наслаждением одаривать меня знакомые девушки.

Ее муж ошибался. Во всем. Он не понимал того, что я мог только чувствовать. Он назвал ее самой симпатичной – я утверждал, что она божественно красива. Он шептал ей – умница. Я оставлял карты на столе и мягко резал слух друзей обращенным лишь к ней – радость моя. Муж говорил ей то, что она знала о себе сама. Я бросал в ее сторону холодные слова, которые она хотела слышать. Ее безымянный муж был прав. Но он никогда не был мне ровней. Потому что сумасшедшие и гении никогда не думают. Мы делаем то, что считаем нужным. Даже если при этом давим ступнями чью-то веру. И остаемся в памяти ласковыми, надежными и нежными сволочами.

И я тогда был расчетливой и безумной сволочью. Ты хотела любви? Как в книгах? В любимых фильмах? Несмотря на то, что я ну никак не подходил под роль принца? Получи, красавица. Только не подавись от счастья.

Подавилась.

- 12 -

Мозаика, из которой рождаются сны, оказывается непритязательной с первого взгляда, и кажется замысловатой при ближайшем рассмотрении. Знаете, у меня даже был своеобразный тест – если девушка, которая мне нравится, еще мне не снится – значит, она пока мне интересна. Не больше, не меньше. Просыпаясь, я знал, что я почти влюбился в Аню. До дрожи в коленях.

Сон, бессмысленный, глупый, неприятный, пронизанный нитью похороненных воспоминаний, отпускал неохотно, но на то он и сон. Хм, тавтология…

Сложно убедить кого-то в том, что ты его любишь. В том, что испытываешь симпатию. Убедить – сложно. Казалось бы – вот он я, какой есть, пускай не идеальный, но и не такое, извините, дерьмо, как может показаться. Посмотри, приценись, поверти в пальцах и вынеси вердикт, не увиливая. Сказать «да» - сложно. Сказать «нет» - легко. И заставить кого-то любить тебя – тоже. Вот и все. Ненавижу заставлять.

Детство, похороненное в исписанных тетрадях, заставило отказаться от экспрессивных методов воздействия. Никогда не заставляйте верить. Никогда не принуждайте любить. Ничего сложного… на словах. Но что делать, если всю жизнь играешь роль кукловода? А вот для нее хочется перестать быть безумным хозяином пластмассовых бездумных чурбанчиков, оставшись просто собой. Человеком, которого не хочется любить. Ну ни капельки.

Восьмое марта багровой патокой вливалось в мою жизнь, заполняя собой ограниченное пространство убогого мирка, созданного только для себя, в которой я увязал, не барахтаясь. Она придет? Или все останется по-прежнему, и неприятное впечатление, оставленное за ширмой первого знакомства, так и останется неисправленным? Загадывать наперед не хотелось.

Потому и бежал я, почти сломя голову и теряя остатки самообладания. Сначала в магазин, придирчиво осматривая коробки с конфетами и не находя ничего подходящего, убеждаясь в том, что при создании атмосферы праздника, такого, которые девушки несомненно заслуживают, придется исправить недоразумение. На цветы, хотя бы. И стоял столбом, давясь собственной гордостью и выслушивая от Димы, что он придет не один. Сердце обмерло, когда я отключал мобильный, и, гаденько пропищав «дурак», застучало снова. Гулко, с нажимом.

Слова были сухими, тон официальным. Вы когда-нибудь представляли себе, что забиваете гвозди в крышку собственного гроба?

С праздничком, милые девушки – и саркастическую ухмылку на лицо. Удар. Ржавый гвоздь по самую шляпку входит в борт, затянутый плотной тканью.

Привет, рад тебя видеть, друг Дмитрия… Удар. Крест мерно дергается, словно надеясь соскользнуть с крышки.

Анечка? Черт, не мое слово, а этого самого вездесущего друга с бутылкой водки. Они знакомы. Еще бы. Они, возможно, более чем друзья. Удар. Гвоздь гнется, словно не желая входить в дерево, и хрустит рвущаяся ткань.

Она улыбается? Не мне. Удар. Гулкий стук – тело коснулось обитого борта.

Еще водки? Легко. В бар? Конечно, поедем. Кто-то предупреждающе нашептывает в ухо. Друг мой, да ты просто пьян. Возможно… Удар. Молоток оставляет после себя нечеткую вмятину.

Ты спал с Аней в одной кровати, рыжий? Как смешно! Я просто счастлив, настолько, что готов разорвать тебе горло своими зубами. Еще удар.

Она не хочет оставаться со мной наедине, оставляя в неуютном баре вместе с бокалом пива. Она не хочет говорить со мной, не отвечая на вопросы или скупо выцеживая слова. Она… Девушка, дать тебе молоток? Только смотри, куда бьешь, дорогая, потому что это уже не дерево. Что это? Удар. Забыл сказать, это было сердце.

И даже то, что сотворил с вечером мой друг, кажется пустым и бессмысленным.

Почему нет крови? Помилуй, Анна, я давно мертв, а мертвецам не пристало брызгать красным на мир живых. Потому и не улыбаюсь. До свидания? Что ж, надеюсь.

Только последний удар остается на моей совести.

- 13 -

Выплываю из получасового забытья, опираясь дрожащими руками на края ледяной воронки, и проваливаюсь в пучину без снов, чтобы вынырнуть через секунду. Тонут в окружении слова, предметы смазываются, и комната, устав вертеться перед глазами, превращается в пеструю кляксу, из которой вываливается: «он еще не проснулся, от наркоза так быстро не отходят». Нет уж, отходят. Вдыхаю горячий, обжигающий горло воздух, и замираю на мгновение, сдерживая кашель. Я вернулся.

Это самое страшное в наркозе – страх не проснуться после операции. И увидеть загробный мир вместо палаты. В этот раз мне, наверное, повезло.

Хотя через секунду я уже всерьез думаю, что это не так. Обжигающая, ноющая, страшная боль внизу живота заставляет забыть обо всем, заполняя собой весь спектр восприятия. Ногти впиваются в простынь, и, стараясь не орать, сажусь на кровати, глотая слезы. Сердце шумно стучит, кровь толчками стучится в мозг, а боль накатывает, волна за волной, превращая день в ванную крови, плескающейся в глубине моих глаз.

Бинтов и ваты столько, что становится страшно. Улыбка *****а наползает на мое лицо, потрескавшимися от напряжения губами пытаюсь позвать медсестру, и в ответ получаю полустон-полухрип, который зачеркивает данное начинание. Наверное, так и должно было быть.

А мои друзья сейчас отдыхают дома, ходят в школу, сидят за партами и всерьез считают, что мне повезло. У меня впереди еще куча времени, которое я проведу в праздной лени. И хотя я бы с удовольствием поменялся с любыми из них, это никого не интересует.

Потому что они ни разу не придут навестить меня. Потому что в одиночестве, растянувшемся на месяц, я не захочу вспоминать о них. И равнодушно прощу им это безразличие, но позже. Когда смогу передвигаться. Когда не будут течь непрошенные слезы.

И когда я пойму, что даже тогда мне было далеко не так больно, как сейчас.

Засыпаю.

Эпилог.

Может быть, все образуется. И следующая встреча обернется не только болью, но и радостью. И вместо очередного, пожирающего меня изнутри проклятия, я получу улыбку и спокойный, непритязательный поцелуй в щеку. А не очередной плевок в глаза.

Каждый выбирает сам.

За окном холодный и беспокойный март. Гороскоп утверждает, что все у меня будет хорошо. Я проснулся недавно, под стук музыки у соседей сверху. Полежал в кровати, не зная, плакать или смеяться. Вчера мне было плохо. Сегодня будет еще хуже. А завтра…

Новый сон уже на подходе, и я до мелочей знаю, каким он явится мне. Поэтому и боюсь уснуть снова.

Приходится одеваться, звонить Диме, идти на улицу и твердить про себя, как заклинание:

«Я не умею рисовать печальные улыбки».

Что бы я не хотел этим сказать.
Bionic вне форума   Ответить с цитированием
Реклама на форуме
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей - 0 , гостей - 1)
 
Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете прикреплять файлы
Вы не можете редактировать сообщения

BB-коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Выкл.
HTML код Выкл.
Быстрый переход


Часовой пояс GMT +3, время: 08:33.



реклама:

Copyright (c) 2001-2015 by проект Мир японской анимации (anime.ua). Администрирование и руководство сайтом, часть содержания - Mr Mingan. Дизайн - by fafhrd.
Администрация сайта не несет ответственности за достоверность информации, опубликованной в рекламных и баннерных объявлениях.
Мнение администрации сайта может не совпадать с мнением авторов сообщений в форуме



MyAnimeTop - рейтинг сайтов по аниме, манге и хентаю Rambler's Top100