Новелла? =)

[NewDisease]

Чаша

И жизнь, и смерть листая до конца
Ты вновь начнешь с последнего листа.

Я бежал, проламываясь через подлесок, выжимая из обессилевшего тела все, что было возможно и невозможно. Сегодня позади я чувствовал дыхание их гончих, они гнались за мной, я знал это, слышал рычание за своей спиной.
Подлесок становился гуще, казалось, ветви вгрызались в тело, разрывая плоть, руки были мокрыми от крови и пота, одежда стала похожа на лохмотья, я бежал, но силы уже покидали меня. Только тогда я понял, что уже проиграл…
Гончие были близко, в лесу я увидел просвет и из последних сил рванулся туда. Я вылетел на залитую солнцем поляну и увидел его. Ко мне шел человек в сером балахоне, обычный человек, разве что безволосый – ни бровей, ни ресниц. Он рассматривал меня с веселой усмешкой.
Даже полностью здоровый, не чувствуя на плечах груз усталости, я не мог выиграть. Он был почти богом, но уже не был человеком, а я уже просто не был человеком. Страх ушел быстро – я не хотел умирать, как животное, со страхом за плечами. А он, не спеша, шел ко мне, чувствуя свою безграничную власть над всем происходящим. Гончие останавливались, не смея подходить близко, но я всем телом ощущал – они здесь.
Я знал, он будет играть со мной, прежде чем убить. Каждый развлекается, как умеет. Серые, выцветшие и занесенные невидимой пылью времени глаза почти в упор смотрели на меня – в них играла грустная насмешка.
Немногое может напугать перед смертью, когда стоишь на грани, которую человечество, несмотря на все слова священников, боялось переступать всегда. Тебя пугает твой разум, отчаянно цепляющийся за рвущиеся нити существования. Но только на этом пороге начинаешь понимать, что мы живем один раз, дальше нет никакой утопии, дальше вообще ничего нет, и даже ад кажется под ледяным дыханием страха раем. И только потому, что ад стал бы возможностью выжить.
Я не смотрел на него, не смотрел на своего убийцу, роль которого в моей жизни была не просто определена, но почти сыграна.
Он подходил все ближе… Мне казалось, что он питается страхом, накрывающим мое сознание плащом беспомощности.
- Что со мной будет? – я поднял на него глаза и натолкнулся на пронизывающий тело взгляд. Так можно смотреть на игрушку, новую, но не слишком интересную. И он смотрел на меня именно так. Он смотрел на душу своей игрушки. Мы оба знали, что здесь оборвется всего одна жизнь. Моя.
- Ты освободишься.
- Я уже свободен.
- Жизнь – худшая из тюрем. Жизнь – это тюрьма разума. Человек не знает, что он не более чем пленник, мечущийся в бессмысленных попытках вырваться из этой тюрьмы…
- Ты считаешь себя благодетелем? – я прервал его на полуслове, не в силах сдерживать свои мысли. Он удивленно взглянул на меня. – В чем дело, тебя давно не перебивали?
- Почему ты так не хочешь умирать? Я знаю, ты не боишься смерти, ты боишься меня. Если ты умрешь сейчас, то твой страх исчезнет, для тебя не будет иметь значения, кто я и что будет со мной дальше, ты станешь свободным от всего, что так тяготит тебя. Неужели это тебя не прельщает?
- Я потеряю самое дорогое из того, что у меня было за все времена – себя: свои радости и печали, свой борьбу и свой покой, свою жизнь и память об этой жизни. После смерти нет ничего. Самое Я умрет вместе со мной.
- Хочешь получить шанс на спасение?
- Да.
- Убей меня…
В его глазах была просьба. В его глазах было бесконечное безумие, в его глазах была безысходность. Но как убить бога? Я не знал, не знаю, вряд ли узнаю – как. Он был бессмертен в моем понимании. И он действительно хотел умереть.
Передо мной стоял бог, который хотел умереть…
- Зачем тебе умирать?
- Я хочу единственное, что для меня запретно. Тебе не понять этого.
- А если я захочу понять?
- Хочешь стать таким, как я? – Он как будто стал выше. Серые глаза уже смотрели на меня с высоты, в них стоял настойчивый вопрос. Я уже не чувствовал, где нахожусь. – Хочешь поменяться местами с богом, человек?
Я проваливался в серую бездну его насмешливых глаз, видел то, что до сих пор не могу описать. Но я хотел жить.
- Да!
Бездна нахлынула на меня, растворяя разрывающую тело боль… Я понял, что умираю. Я помню только эту боль и свой собственный крик, но и от этих воспоминаний сознание туманиться и я физически ощущаю отчаяние. Отчаяние полной беспомощности перед бритвой судьбы.
Так, должно быть, становятся богами.
Так я умер первый раз…
И в день моей смерти я получил ценнейший из даров – дар жить. В тот день я стал богом, одиноким, и от того беспомощным. У меня не было ничего, кроме жизни, но здесь жизнь не стоит ничего. Здесь нет жизни и нет смерти. Здесь нет времени. Или это место вне времени.
Я стоял, и под моими ногами была вода. Хотя я до сих пор не уверен, что это вода. Все здесь окружали стены, а между стенами и мной было только широкое безжизненное озеро… И мое безумие.
Черная чаша, чаша, в которой невозможно увидеть дно, чаша, которая стала для меня страшнейшей из тюрем. Безысходность – идеальная тюрьма.
Любой мыслящий человек инстинктивно ненавидит невозможность выбора, невозможность изменить происходящее вокруг. Но что делать, если нечего менять?! Что делать, если ни сила, ни власть не имеют значения, а имеет значение только неизменность вокруг? Я понял, что значит «замкнутый в своем мире». Я понял это буквально.
Здесь не хотелось спать, здесь не хотелось есть и пить, но я все равно пил, пил воду, по молчаливой глади которой ступал. И ненадолго безвкусная влага выводила меня из сонного провала окружающей меня действительности, отрезвляла и давала возможность ощутить свое существование.
И все время, счет которому терялся среди бессмысленности этой до глупости совершенной тюрьмы, я чувствовал страх, который не давал мыслить… Паранойя, боязнь того, что под водой. Химеры преследовали меня, в глубине чаши я видел тени, видел блеск, видел глаза, но не знал, не подводит ли меня зрение, не подводит ли меня мое обессилевшее сознание.
Я до сих пор не могу понять, действительно ли это тюрьма… Со временем, когда я смог задуматься над этим, всматриваясь в черную глубину под ногами и в такой же черный свод над головой, освещенные слабым белым светом, струящимся со всех сторон одновременно, но не освещающим практически ничего, мне казалось, что чаша больше похожа на чистилище, закаляющее души перед будущими событиями. Хотя здесь я не уверен ни в чем.
Но как только я избавился от сонной пелены, застилающей мое сознание, пришла ярость. Я бил стены, сбивая в кровь пальцы и выбивая суставы, а после бил снова и снова, пока не переставал чувствовать боль, пока боль не заглушала отчаяние.
После я рыдал, рыдал от бессилия, рыдал взахлеб, проклиная свою нелепую судьбу, в которую не верил никогда, проклиная свое существование. Я впервые захотел умереть, это желание заполнило пустоту, которая осталась после всех перенесенных страданий, после моей собственной смерти. На этот раз я захотел умереть навсегда, исчезнуть, чтобы никогда не появляться ни в одном из миров, чтобы даже мой образ стерся из памяти тех, кто знал меня, кто любил меня, кто ненавидел меня.
Я стал понимать человека с насмешливыми глазами, равного по силе богу, человека, который так же, как и я, хотел умереть… Тогда я боялся его, боялся животным страхом, как люди боятся тех, кто не похож на них, но выше их. Я вспомнил ненависть при взгляде на скот, который окружал меня при жизни. Только у некоторых я видел слабые проблески сознания и желание мыслить, неразделимое с неугасаемым любопытством. Таким я всегда хотел быть – человеком, который живет поиском цели, наполняющей смыслом его существование.
С того дня, когда я понял то, что всегда буду хотеть уйти из жизни, избавиться от роя мыслей, которые заслоняли от меня истинную реальность, я стал умирать каждый день, погружаясь в сон. Я почти физически ощущал, как жизнь покидает мое тело. И мне всегда было немного грустно. Наверное, с того дня мои глаза стали такими же, как у моего убийцы, такими же серыми, такими же старческими… Слезы вымывают цвет глаз, отчаяние – желание жить, но когда это желание покидает тебя, ты понимаешь, что самоубийство - это слишком просто, это всего лишь бегство. Даже умирать нужно со вкусом.
Но в чаше я впервые за свою жизнь начал видеть сны. Яркие картины и образы вклинивались в память и заставляли существовать в той бесконечной череде миров наряду с реальностью. Позже, в одном из снов, я увидел простого мальчишку. И только странное жгучее ощущение не позволяло мне думать так о нем. Я вглядывался в картины, связанные с ним, выуживал их из глубины памяти и только начинал понимать…





















Огонь

На последнем рубеже,
Где мы еще, но не уже,
Там есть последняя мечта –
Чтоб жизнь осталась навсегда.

Солнце только начало подниматься над горизонтом, рассеивая призрачную завесу утреннего тумана. Утро, кстати, обещало прохладный день ранней осени, первую прохладу после тяжелого жаркого лета. Почти нечувствительный ветерок потревожил листву яблони, растущей перед домом на окраине города. Через открытое окно второго этажа Ян смотрел на яблоню, освещенную лучами утреннего солнца, на зеленую траву вокруг дома, ворону, которая ожесточенно чистила перья на ветке этой самой яблони и на поля с бродившими по ним стадами овец. Город не был виден через это окно, но на горизонте, сквозь еще не рассеявшийся туман, просматривалась башня – бастион Семи Лун.
Ян вдыхал утреннюю прохладу, чувствуя еще не ушедшие ароматы лета. Все вокруг казалось ему необычно ярким. В его последнее утро…
Сегодня он должен был первый и последний раз выйти на арену, выйти и отдать свою жизнь ради жизней других. Он был почти уверен в собственной гибели, потому что на арене шел бой не между человеком и менком, но между Огнем и Тьмой. И лишь немногие выживали в таких поединках. И Идущие на смерть жили только с одной мечтой – унести жизнь менка, который выходил против них на арену. Ян видел тех, кто возвращался живым – калеки, навсегда лишенные радостей жизни, они всегда видели перед глазами тьму, всегда чувствовали ее бремя в себе.
Бои были договоренностью. Раз в декаду Ремесленники приходили за одним из Идущих на смерть и уводили его во тьму Ямы под бастионом Семи Лун. И только огни факелов вокруг проклятого места говорили людям о том, что человек, вышедший на арену, еще жив. Если человек умирал, факелы гасили. Если человек выживал, то свет озарял место боя в знак того, что огонь победил тьму. После кровопролитной войны между менками и людьми создания, столь отличающиеся друг от друга, заключили шаткий мир. Единственным условием мирного сосуществования было то, что если боец одной из сторон сможет выиграть четыре декады подряд, тем самым доказав силу своей расы, другая сторона будет изгнана из своих земель, правители будут казнены и забвение будет следовать по пятам за проигравшими.
Яну было плевать на договор. Он хотел жить. Он хотел выжить любой ценой.
Солнце рассеяло зыбкую дымку тумана, поднимаясь все выше над горизонтом, освещая и выделяя черную башню. Ян, не отрываясь, смотрел на свечу, возвышающуюся над полями, чувствуя, что там будет решена его судьба. Он перевел взгляд на медленно текущие по небосводу облака. Ворона, сидевшая на ветке, перепорхнула на подоконник, с интересом взглянула черной бусинкой глаза на человека, каркнула и полетела прочь…
Каждого, кто уходит, провожают как героя. Здесь так было всегда. Никто и никогда не усомнился в том, что безопасность всех зависит от жертвы одного. Каждый из Идущих на смерть был мессией, вложившим свою душу в жертвенное пламя Огня, который и породил эту душу. Жрецы утверждали, что души Отмеченных после смерти возвращались, чтобы снова и снова переродиться в Идущих. И людям с рождения прививают уважение к тем, кто обменивает свою смерть на их жизнь.
Ян шел по плитке городских дорог и чувствовал на себе взгляды прохожих. Он шел не спеша, заставляя себя в последний раз посмотреть на город, в котором он вырос, заставляя людей смотреть на себя. Смотреть и видеть, какая судьба предрешена ему. Ян не хотел, чтобы его смерть укутал плащ забвения. Он хотел, чтобы люди его запомнили. Идущие навстречу отводили взгляд, пряча его за собственной беспомощностью и несовершенностью. Не многие из живущих были отмечены Даром Огня. Не многие чувствовали свое родство с жестокой, несущей смерть стихией настолько, чтобы сливаться с ней, чувствуя и используя природную мощь в борьбе за собственное существование. И Отмеченные становились Ремесленниками и Идущими на смерть, отдавая свои жизни для того, чтобы не наделенные Даром могли жить.
Он видел, как объясняют детям, кто перед ними и что ему предстоит, внушая благоговейный страх, который с возрастом перерастет в уважение. Какой-то малыш, когда мать указала ему на Яна и сказала, что это Идущий, подошел к юноше и, сверкая зелеными глазами из-под золотистых кудряшек, улыбнулся и сказал: «Спасибо!» Ян присел и заглянул в яркие искренние детские глаза: «Тебе спасибо».
Ян снова почувствовал, насколько он привязан к жизни, насколько он хотел бы увидеть своих детей, свой дом и свое обычное, человеческое, невозможное будущее.
Он шел к дому того, кто был ему близок. Говорят, человеку везет дважды. Первый раз с родителями, второй – с наставником. Учитель стал для Яна не только наставником. Он заменил Отмеченному отца. Он вошел, не стучась – привилегия того, кому нечего терять. Учитель ждал его, сидя в кресле возле окна. Он указал юноше на стул.
- Я не хочу выходить на арену, учитель! – Ян выплюнул эти слова, они оставили неприятный привкус. Привкус страха.
- У тебя нет выбора. В конце концов, мы можем просто выкинуть тебя в Яму. Ты будешь сражаться, защищая свою жизнь. Это подходит тебе больше? – Морщины на старческом лице стали резче, учитель встал и подошел к Яну настолько, чтобы видеть его глаза.
- Я могу выиграть?
- Да.
- Вы в это действительно верите?
- Я ни во что не верю, но Дар в тебе силен, а я обучил тебя всему, что знал сам, но на арене это все станет бессмысленным. Там не будет тебя и врага твоего. Там будет Свет и Тьма. Победит тот, чей Дар будет сильнее.
Тягучая тишина паузы повисла над двумя людьми, слова ускользали из сознания, не давая возможности сказать что-либо для того, чтобы разрушить невозможно долгий, невозможно больной отрезок времени, который остановился, разглядывая тех, чья судьба была известна даже ему. Наконец Ян не выдержал, встал и направился к двери…
- Я видел сегодня сон, учитель, – сказал он, стоя на пороге. – Я стоял на черной воде и напротив меня стоял человек. Он сказал мне, что я должен выжить, что я сегодня буду драться с тем, кого невозможно победить, но возможно остановить.
- Ты веришь в сны?
- Нет. Я верю в то, что сделаю все что угодно, чтобы выжить. Не имеет значения, кто станет у меня на дороге.

Страх все время не давал сосредоточиться. Ян пытался отбросить мысли, поток которых закрывал рассудок от разумных решений. К полудню в город вошли три Ремесленника, а им на встречу вышел юноша, на лице которого красовалась Отметка Обреченных, учитель перед уходом любимого ученика провел рукой по краске, смешанной с кровью и приложил руку к лицу Яна, которого трясло не только от страха, но и от нелепости такого ритуала.
Его повели прочь от города, к башне, которая так хорошо просматривалась из окон его дома. Никто не сказал ни слова о том, что его ждет, с чем ему придется столкнуться. Никто из Ремесленников не проронил ни слова на протяжении всей дороги, они даже не смотрели на юношу, глубоко погруженные в водоворот собственных мыслей. Ян был рад этому молчанию, которое не требовало ничего взамен и давало возможность ощутить всю полноту чувств. Ян вдыхал чистый воздух, чувствовал прикосновение ветра, видел цвета мира вокруг. Он ощутил неожиданную яркость, которая потоком накрыла восприятие, давая понять, что покидает человек, уходя из жизни, которую всегда считает серой и однообразной.
Дорога сменилась тропой, напрочь лишенной растительности. Жизнь оставалась позади, среди сонных каменных глыб города. Жизнь уходила уверенно, не давая повода усомниться в собственных намерениях. Но Ян всеми силами пытался удержать ее, зная о собственной беспомощности перед Роком, но пытаясь силами человека сделать работу бога. Жизнь лишь посмеивалась, уходя, над безумным человеком, который так не хотел умирать…
Тропа свернула к холму, за которым просматривался бастион. Ян плелся позади Ремесленников, которые, казалось, шли с закрытыми глазами, не смотря на дорогу, не поднимая голову для того, чтобы увидеть мир вокруг. Учитель говорил, что взгляд Ремесленника устремлен туда, где горит Пламя, где жизнь и смерть сплетаются в клубок вечности. Там сильнейшие находят ответы на свои вопросы, а остальные пытаются найти свое предназначение. Должно быть, в этом есть определенный смысл для знающего… Или для Отмеченного. Ян видел Огонь в себе. Всегда. Дар был его частью, неотъемлемой и невозможно близкой. Дар стал приютом для души Идущего на смерть.
Когда путники дошли до вершины холма, Ремесленники остановились. Один из них обернулся и посмотрел на Яна.
- Окинь холодным взглядом жизнь и смерть, и иди, ибо судьба твоя – идти. Посмотри на то, что ты оставил позади и на то, что тебе предстоит…
И Ян оглянулся, впервые за все время, которое он провел на пути к бастиону, он позволил себе увидеть свою жизнь. Он смотрел на город, сгорающий в пламени заката, напоминающий о прожитых годах… Глаза юноши блестели… Слеза медленно скатилась по щеке, оставив сверкающий след. Ян склонил голову, слеза упала на безжизненную сухую почву, оставив темное пятно. Он резко повернулся к бастиону, взглянул на самый верх, где никогда не угасал Огонь, всегда стремившийся в небеса, после медленно перевел взгляд на землю и черный провал Ямы. Жизнь и смерть лежали по обе стороны грани, сейчас Ян стоял точно посередине, чувствовал страх, боль, отчаяние и нарастающую ярость. Пламя пожара пылало внутри, не давая погаснуть надежде в разучившемся надеяться сердце, надежде, что есть жизнь и по ту сторону.
Тяжелая ладонь опустилась на его плечо. Ян посмотрел во внимательные глаза Ремесленника.
- Я могу выиграть?
- Сегодня не лучший из твоих дней, брат мой, но величайший – в этом я уверен. Ходят слухи среди нас, что твой противник отличается от обычных менков… Я не знаю. Но… Да. Ты можешь выиграть. Сильное Пламя пылает в тебе. Я буду молиться за тебя, как и каждый из нас. Мы всегда верим в тех, кто выходит на поединок с Тьмой. Тебя хотел видеть наставник. Он ждет на краю Ямы. Дальше ты пойдешь один. Пусть хранит тебя твой Дар.
На мгновение Яну показалось, что на него сквозь глаза Ремесленника смотрят знакомые серые глаза. Страх сгорал в пламени этих глаз. Ян понял, что пора.
- Спасибо за все.
- Тебе спасибо.
Он почти сразу заметил фигуру в белых одеждах, стоящую перед бездной Ямы… Капюшон закрывал лицо наставника Отмеченных, могучая фигура освещалась пламенным светом заката… Так, должно быть, выглядят боги, когда являются людям.
Ян подошел к провалу и взглянул на арену. Он представлял ее как зал, окруженный мраморными стенами с факелами, а увидел Яму, самую обычную грязную яму, все стены которой были обожжены, а пол украшен красноречивыми багровыми пятнами. Не самое лучшее место для того, чтобы встретить смерть. Но для него – единственно возможное.
Наставник повернулся к Яну, который никогда не представлял, что старческие глаза, окруженные глубокими морщинами, могут смотреть с такого молодого лица…
- Ты обречен, Ян, – слова прозвучали просто и обыденно. Наставник отвернулся и медленно пошел по краю Ямы. Ян не отставал от него ни на шаг.
- С чего ты взял?
- Не прячься за маской иронии. Эта маска придумана не для Идущего. Ты хочешь спросить о чем-то. Спрашивай.
- Я слышал, что наставник видит менков, которые приходят. Кто выйдет на арену против меня?
- Человек, – Ян остановился, пытаясь понять простое слово, которое никак не хотело связываться с реальностью. Люди и менки слишком чужды друг другу, чтобы человек выходил на арену вместо этого существа. Такого не было никогда. Наставник повернулся к нему.
- Это невозможно!
- Я говорю с тобой честно. Ты заслужил это право тем, что сегодня ты принесешь жертву ради нашего народа. Я видел сегодня с Проводником человека, но не такого, как мы с тобой… В нем нет Огня. От него веет Тьмой. Я никогда не думал, что это вообще возможно. Такие мысли мне не являлись даже в химерах ночных кошмаров… Я не знаю, впервые за все прожитые годы я не знаю, что делать. Но нарушить договор мы не можем. Поэтому ты выйдешь на арену и убьешь того, кто выйдет против тебя. Или он убьет тебя. И будущее после этого я не могу предугадать. У нас нет выбора. Впереди – война и смерть. Единственное, что можно сделать – свести число убитых жерновами судьбы к единой жертве. Твоей жертве, Ян. Судьба нашего народа в твоих руках. А теперь иди за мной. Тебе нужен отдых, брат мой.
Он повел Яна в бастион, сам принес еду и воду, показал комнату, в которой юноша мог провести оставшееся время в отдыхе. Ян видел, что вся обыденность, все спокойствие – лишь иллюзия. Наставник находился сейчас на дне своей Ямы, выход из которой он должен будет найти сам. Или погибнуть в темноте собственной беспомощности. Судьба почти всегда предоставляет нам выбор. Возможно, самым простым выходом для наставника будет безумие, которое освободит изможденную душу от оков тела.
Ян смотрел в окно, как это делал утром, и видел свой дом, а дальше, за крепостными стенами – город. Простой и замкнутый мир, в котором для каждого есть дело и в котором судьба человека предрешена изначально. Ян хотел, чтобы в этом мире у людей появился выбор, чтобы судьба оставила людей наедине с их жизнью. Он знал, что выходит на арену не против врага, но против собственной судьбы…
Время текло медленно, давая возможность Яну смотреть на его мир. Но у любого времени есть недостаток – его всегда слишком мало. Дверь заскрипела, и наставник вошел в комнату.
- Я принес тебе твою одежду. Тебе пора.
- Пора Идти?
- Да.
Его повели по коридорам бастиона, которые сменились земляными туннелями. Он почти не помнил этого. Наставник остановил его у тяжелой дубовой двери. Он говорил что-то, но Ян не мог понять, что именно. Тяжелые удары сердца заглушали внешние звуки, мысли доносились откуда-то издалека. Страх рос в сознании все больше и, наконец, исчез… Дверь открылась, и Ян шагнул в тягучую темноту, не понимая до конца, что делает, но двигаясь с упрямством заводной игрушки. Несколько мгновений выпали из жизни Яна, сознание уходило все дальше, он понял, что умирает, что смерть пришла к нему раньше его времени.
Очнулся он уже на арене, среди зыбкой темноты. Чувства медленно возвращались к нему, и он рассмотрел фигуру человека в черном балахоне. Он чувствовал, что в Яме есть еще кто-то…
…Я понял, что пора, что мальчишка не справится. Я шагнул в портал просто за ним, оставаясь одновременно в Чаше. Он чувствовал меня, а я всеми силами пытался удержать его на краю, на хрупкой, едва различимой границе. Я был почти богом, я держал его своим сознанием, подпитывая собственной силой. А напротив нас стоял бог, истинный бог. Он видел меня, видел все, что я делал, разрушая его власть над Яном. Он медлил, бездействуя, не усиливая уже существующие сети колдовства. Он знал, не мог не знать, что если мальчишка выживет, то станет мессией, единственным спасителем людей. И потом уже никакая божественная защита не спасет менков от силы тысяч людей, становящихся единым существом на короткий решающий момент. И он заговорил, медленно, ощущая вкус каждого из сказанных слов. Я чувствовал, насколько чужд ему этот язык.
- Отойди. Ты меня не остановишь. Отмеченный должен умереть. Ты уйдешь или умрешь вместе с ним.
- Подобный тебе уже убил меня один раз. Неприятно, но я пережил. Не тебе, кто прячет свое лицо за искусственными тенями, дано право распоряжаться моей жизнью или жизнью пророка этого мира. Кем ты считаешь себя?
Он откинул капюшон, давая скудному свету выделить его бледное, мертвое лицо с черными провалами глаз, в которых пульсировала Тьма. Губы разошлись в зловещей улыбке, обнажая ряд острых зубов.
- Я – Тьма.
И свет отступал перед этой Тьмой, клещи которой замыкали круг над двумя людьми, чьи сознания становились одним. Дар в мальчишке сам нашел выход, более полный, чем могло дать смертное тело. Я понял, что мне сегодня не дадут умереть, умереть полностью, чтобы забвение навсегда успокоило мою душу. Пламя прошло через меня, становясь мной, растворяясь в пустоте моего сознания. Огонь окутал меня, материализуя тело, я уходил из Чаши и ощущение того, что я покидаю свою тюрьму, было необыкновенно ярким. Я входил в мир заново.
Я стал Огнем, видел себя нового, пламя пожара окутывала тело, и тело сгорало в пламени, принося чувство необыкновенной силы.
Тьма уже была близко, щупальцами пробираясь к телу мальчишки, лежащего без сознания на земле возле меня. Я шагнул вперед, заслоняя Яна собой. Он сегодня должен был выжить.
- Прочь! Прочь от него, тварь! – крик угасал в вяжущей глубине вокруг меня, Тьма была повсюду, оставляя меня в куполе, где единственным светом был мой огонь. Я не видел ничего, кроме пульсирующей Тьмы, сплетающейся в замысловатые узоры.
Тогда я почувствовал сознание Дара, Огонь стал ярче, поднимаясь выше, поднимая мое тело над землей. Я почувствовал, почти инстинктивно, что нужно делать, но Дар сделал это раньше.
Пламя хлынуло во Тьму, поддерживаемое моей жизнью, сплетаясь в водовороты света и тени. Огонь высасывал из меня жизненные силы, ярость и боль смывали осадок, оставшийся после пребывания в Чаше. Я знал, что смерть недалеко, что она терпеливо ждет возможности увести с собой еще одну душу.
Я кричал, отдавая последнее Огню. Тьма рассеивалась медленно, и когда смертельный танец окончился, мое тело рухнуло на землю, а напротив меня рухнул тот, кто назвал себя Тьмой, я понял, понял, наконец, роль мальчишки, который вставал с колен. В его глазах пылал пожар одержимости. Одержимости Даром.
Пламя пылало вокруг мессии, на земле он оставлял тлеющие угли следов. Он шел. Шел к тому, кто должен был стать его убийцей. А я хотел смеяться! Потому что видел, как человек делает работу бога. В сложенных руках Яна Огонь быстро сплетался в меч. Тот, кто звал себя Тьмой, поднял взгляд. И я увидел страх, безумный, сшибающий с ног страх в глазах бога.
Он умер быстро. Пламя впиталось в него, трещины света шли не только по его лицу, но по всему его телу, просвечиваясь сквозь балахон. И свет вырвался, разорвав бога на части. Я улыбнулся и потерял сознание. Очнулся я уже в Чаше. Досадно, но ладно…
Ян с трудом очнулся от зыбкого оцепенения, все происходившее на арене все еще не хотело уходить, занимая свое место в уголке воспоминаний. Но он выиграл. Он выжил. Теперь судьба его мира была в его руках. Ян посмотрел наверх и увидел сверкающий купол над Ямой. Они знали. Они видели.
- После я найду способ вытащить тебя из твоей тюрьмы, друг мой. Я – твой должник.

И я проснулся от собственного крика. Все чаще и чаще меня стали посещать кошмары, недоступные иногда даже для моего понимания. Мне снились человеческие судьбы, миллионы которых смешивались в моем сознании в одну бесконечную мозаику. Не хватало времени уловить детали каждой судьбы, но было что-то, что связывало нелепые, страшные и жестокие случайности в единый образ, смысл которого терялся в тумане пробуждения.
И лишь иногда я видел одну судьбу ярче других, заставлял себя чувствовать детали и запоминать, выучивать все это, чтобы прожить какой-то момент жизни этого человека за него. Первым стал Ян, я ворвался в его жизнь, отдав свою в обмен на смерть бога. Я знал еще и то, что он будет меня искать как при жизни, так и после. Он тогда действительно хотел жить. Именно поэтому он будет пытаться освободить меня. Он понял цену своей мечты и его сознание не может оставить этот долг неуплаченным.
Иногда я вижу в снах Яна, слышу его мысли, понимаю, что он уже не мальчишка. Есть для меня в нем что-то непостижимое. Возможно, наши судьбы еще пересекутся. Я действительно хотел бы этого.
Когда нет выхода, всегда есть безумие, как бессмысленная утопическая мечта. Мечта, смысл которой – поддерживать еще более бессмысленное желание – жить. Человек эгоистичен и не многие задаются вопросом «чего стоит моя жизнь?» Я давно понял, что жизнь не стоит ничего. Но есть различие в том, чтобы не ценить жизнь и разбрасываться жизнью. Второе – достаточно глупо, чтобы так жить.
Я действительно рад только одному – что в моем обессилевшем сознании появилась цель. И эта цель – желание любой ценой выбраться из моей тюрьмы, построенной на моей могиле.
Ян проснулся в холодном поту, проснулся от собственного крика. Сон изматывал его каждую ночь, сон о том дне, когда он должен был умереть, но выжил. И каждую ночь Ян вспоминал, как его приветствовали, как люди шли к нему, чтобы пойти за ним…


З.Ы. Заранее спасибо всем, кто это прочитает. Если вы уже прочитали, есть просьба писать отзывы: ЧБС=Что Было Сделано, ЧМБСЛ=Что Можно Было Сделать Лучше, ЧБСХ= ЧБС Хорошо, ЧБСП= ЧБС Плохо.

[Mara McQueen]

Мне понравилось. Отлично написано... пиши ещё. Я буду с удовольствием читать

[Анжелика]

Мне тоже очень понравилось

[EinhanderZwei]

Флад. В топку

[NewDisease]

Сообщение от Slayer

Флад. В топку

От тебя ничего другого и не ожидал.

Я хотя бы объясняю, почему! *lol*

[otakuSiD]

Зря ты так Slayer, помоему класно написано. Вот только про этих богов непонятно. Кто они такие. Надеюсь продолжение будет?

[Атрей]

Все бы было классно, если бы наш NewDisease позерством не занимался...

[Shagratt]

А у кого то говорит зависть...
NewDisease, Класно написано! Респект автору!

[EinhanderZwei]

2 NewDisease
Ладно, ты мня подловил :) I surrender :)

2 Атрей
Это ещё не верх позёрства, это здоровое самолюбие, и ничего криминального в нём нет

2 Shagratt
Нe модерируй модератора и не отмодерирован будешь :)

[NewDisease]

Итак, если отвечать - то всем!

2 Slayer Спасибо на добром слове =) Приятно от тебя слышать!
На самом деле приятнее всего было бы услышать конструктивную критику. Я знаю, что тебе не сложно на самом деле сказать, че не так, кроме "заумной эклектики"
Да... Поотвечал ты всем знатно. :)

2 otakuSiD Увы, продолжение пока даже не намечается. Спасибо за оценку. Насчет богов - это боги такие, какими мы их понимаем. Там действительно (очень) много недосказанного, но я надеялся, что большая часть того, что я не написал, будет додумано и дорисовано читателем... Очень хочется написать про войну именно в мире этой новеллки, но пока я за это всё равно не возьмусь. Вот когда писать научусь получше, тогда и посмотрим.

2 Shagratt Спасибо. С мнением согласен.

2 Атрей Приведи примеры, если говоришь о позерстве. Я хотя бы не говорю, что мои произведения УНИКАЛЬНЫ!

З.Ы. А это уже ко всем, кто будет читать мной написанное. ЛюдЫ! Пожалуйста! Если вам че-то понравилось, то напишите, что именно! Если что-то вы считаете жутким фладом, ацтоем и вообще - напишите что, для меня это будет реально полезно.